Никколо Макиавелли. Цитаты
Никколо Макиавелли (Никколо ди Бернардо деи Макиавелли (итал. Niccolò di Bernardo dei Machiavelli (3 мая 1469 – 21 июня 1527) писатель, философ, историк и дипломат флорентийской республики эпохи Возрождения. Макиавелли известен, прежде всего, своим политическим трактатом «Государь» (итал. Il Principe, 1513 г.). Его часто называют отцом современной политологии и политической философии.
В трактате «Государь» Макиавелли советовал недобросовестные действия, и впоследствии ассоциировался с ними. Утверждал, что политика всегда сопровождалась обманом, предательством и преступлениями, и что правитель, подвергаемый критике за насилие, должен быть оправдан, если намерение и результат благоприятны.
Некоторые сочли трактат «Государь» прямым описанием злых средства и рекомендацией для плохих правителей и тиранов, чтобы помочь им сохранить свою власть. Ряд современных ученых (в т.ч. Лео Штраус), считают, что Макиавелли был «учителем зла».
В наше время под термином «макиавеллист» часто подразумевает политический обман, плутовство и реальную политику. Хотя «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (ок.1517 г.) менее известны, чем «Государь», но считается, что «рассуждения» проложили путь современному республиканизму.
PS: в конце этой публикации juicyworld.org будут представлены наиболее известные портреты Никколо Макиавелли
Я перечитываю Макиавелли всякий раз, когда позволяют мои болезни и занятия, и все более убеждаюсь, что он — профан. «Максимы и мысли узника Святой Елены», XIV ( Наполеон I Бонапарт)
Никколо Макиавелли. Цитаты
В этой публикации juicyworld.org цитаты Никколо Макиавелли, для удобства, будут расположены в алфавитном порядке
— А —
А надо знать, что нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми.
— Б —
Бесчисленные примеры из древней истории доказывают, как трудно народу, привыкшему жить под монархической властью, сохранять потом свободу, если он приобрел ее по какому-нибудь случаю, как приобрел ее Рим по изгнании Тарквиниев. Трудность эта понятна; потому что такой народ не что иное, как грубое животное, которое, хотя свирепо и дико, но вскормлено в тюрьме и в рабстве. Если его вдруг выпускают на свободу в поле, то оно, не умея найти ни пастбища, ни пристанища, становится добычею первого, кто захочет вновь им овладеть.
Бог и природа одарили всех людей возможностью обретать счастье, но чаще оно выпадает на долю грабителя, чем на долю умелого труженика, и его чаще достигают бесчестным, нежели честным ремеслом.
Бог исполняет сам далеко не всё, чтобы не лишать нас свободной воли и заслуженной нами части славы / Dio non vuole far ogni cosa, per non ci torre il libero arbitrio, e parte di quella gloria che tocca a noi.
Большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь и имущество.
Большинство людей больше боится внешности, чем сущности. Никколо Макиавелли
— В —
В действительности нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению.
В момент, когда готовятся тюрьмы, пытки и казни, страшнее ждать этих вещей, ничего не делая, чем пытаться их избежать. В первом случае беда придет наверняка, во втором – она сомнительна.
В наёмном войске опаснее нерадивость, в союзническом войске — доблесть.
В Риме ежегодно совершалась одна религиозная церемония, которую мог совершать только сам царь; когда царей не стало, римляне заботились, чтобы народ не пожалел из-за этого о каком-нибудь из древних обычаев; поэтому они учредили должность председателя этой церемонии, назвав его царь-жрец и подчинив его верховному первосвященнику.
Величию государя способствуют необычные распоряжения внутри государства, подобные тем, которые приписываются мессеру Бернабо да Милано, иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в гражданской жизни, дурное или хорошее, то этого человека полезно награждать или карать таким образом, чтобы событие это помнилось как можно дольше. Но самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного выдающимся умом.
Верные рабы навсегда остаются рабами, а добросердечные остаются бедными. От рабства освобождаются только неверные и дерзкие, а от нищеты только воры и обманщики. Никколо Макиавелли
Возвращаясь к спору о том, как лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись, скажу только, что государей любят по собственному усмотрению, а боятся – по усмотрению государей, поэтому мудрому государю нужно рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого.
Войны начинаются тогда, когда их начинают, но они не заканчиваются тогда, когда этого захотят.
Война — хорошее дело, если броня её отсвечивает надеждой.
Война сладка тому, кто её не изведал.
Вооруженный несопоставим с безоружным и вооруженный никогда не подчинится безоружному по доброй воле, а безоружный никогда не почувствует себя в безопасности среди вооруженных слуг.
Время несет с собой как зло, так и добро, как добро, так и зло. Люди таковы, что, ожидая добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благодетелям, из чего следует, что народ еще больше расположится к государю, как если бы сам привел его к власти.
Все вооруженные пророки побеждали, а невооруженные гибли.
Все люди одного происхождения и, значит, совершенно одинаковой древности, и природа создала их по одному образцу. Разденьте всех догола, и вы увидите, что все похожи друг на друга. Облачите нас в их одежды, а их в наши, разумеется, мы будем иметь вид знатных, а они – худородных. Ибо только бедность и богатство создают неравенство между нами.
Все то, что в юности кажется людям сносным или даже хорошим, в старости кажется дурным и невыносимым. Однако вместо того, чтобы сетовать на свой рассудок, люди обвиняют время.
Все человеческие дела находятся всегда в движении, не могут стоять крепко, подымаются или падают.
Всякая абсолютная власть в кратчайший срок развращает общество, приобретая себе друзей и приверженцев.
Всякая перемена прокладывает путь другим переменам.
Вы видите, что весь город полон против нас злобы и ненависти. Будьте уверены, что нам расставлены ловушки и опасность угрожает нашим головам. Поэтому мы должны думать о двух вещах и поставить себе две цели: одна – это не быть в ответе за то, что мы совершили, другая – получить возможность жить более свободно и более обеспеченно, чем прежде. И нам следует, мне кажется, если мы хотим получить прощение за прежние грехи, натворить новых, удвоить зло, нами сделанное, умножить поджоги и грабежи и постараться во всем этом набрать как можно больше соучастников. Ибо, где грешат многие, никто не подвергается возмездию.
— Г —
Главам республики или царства надобно сохранять основы поддерживающей их религии. Поступая так, им будет легко сохранить государство свое религиозным, а следовательно, добрым и единым. Им надлежит поощрять и умножать все, что возникает на благо религии, даже если сами они считают явления эти обманом и ложью.
Главными основами всех государств служат хорошие законы и хорошо организованные войска. Без хорошо организованного войска в государствах не могут поддерживаться хорошие законы; где хорошо организовано войско, там обыкновенно бывают и хорошие законы.
Горе тому, кто потворствует увеличению чужого могущества, ибо могущество приобретается умением или силой, и оба эти достоинства не вызывают доверия у того, чье могущество взращивается.(Di che si cava una regola generale, quale non mai, o raro falla, che chi è cagione che uno diventi potente, rovina; perchè quella potenza è causata da colui o con industria, o con forza, e l’una e l’altra di queste due è sospetta a chi è divenuto potente. Никколо Макиавелли. Государь)
Государственный порядок хорош тогда, когда он предоставлен попечению большинства и когда охрана его в руках большинства.
Государи вызывают ненависть хищничеством и посягательством на добро и женщин своих подданных. Потому как большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь или имущество.
Государи вызывают презрение непостоянством, изнеженностью, легкомыслием, нерешительностью и малодушием. Качеств этих нужно остерегаться как огня, стараясь, напротив, в каждом действии проявлять великодушие, основательность, бесстрашие и твердость.
Государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает, непрошеный, подавать ему советы.
Государь должен быть человеком с сильным духом, не падающим в несчастьях, способным своей энергией и бодростью поддержать дух народа.
Государь должен также представлять себя покровителем дарований, покровительствовать одаренным людей, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве. Он должен побуждать граждан спокойно заниматься торговлей, земледелием и ремеслами, чтобы одни благоустраивали свои владения без страха, что эти владения у них отнимут, другие – открывали торговлю, не опасаясь, что их дело разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или государства.
Государь должен строго обдумывать свои слова и действия, не быть подозрительным без причины и действовать благоразумно и гуманно.
Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости.
Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности.
Государь, имеющий возможность делать все, что ему вздумается, превращается в бешеного самодура, а народ, могущий делать, что хочет, только неразумен. Поэтому, если сравнить государя и народ, связанных законами, видишь, что народ лучше; точно так же и не связанный законами народ реже впадает в ошибки, чем государь; сами ошибки его меньше, и средств к их исправлению больше. Это потому, что распущенный и бунтующий народ легко может поддаться уговорам хорошего человека и возвратиться на правильный путь, а с государем дурным никто не может говорить, и против него нет никакого средства, кроме железа.
Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме как войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого. Военное искусство наделено такой силой, что позволяет удержать власть не только тому, кто рожден государем, но и достичь высшей власти тому, кто родился простым смертным.
Государю нет необходимости обладать всеми известными добродетелями, но есть сильная необходимость выглядеть ими обладающим. Нужно прибавить, что обладать добродетелями и неуклонно им следовать – вредно, тогда как выглядеть обладающим ими чрезвычайно полезно. Иначе говоря, надо быть в глазах людей сострадательным, милостивым, искренним, верным слову, благочестивым – и таковым быть на самом деле, но внутренне надо сохранить готовность проявить и прямо обратные качества, если это окажется необходимо.
Государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен – не подвергнется нападению. Но если это все же случится, неприятель вынужден будет с позором ретироваться, ибо все в мире меняется с такой скоростью, что едва ли кто-нибудь сможет год содержать в праздности войско, осаждая город. Никколо Макиавелли
— Д —
Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные — исполнять сами.
Диктатура – власть, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле слова. Никколо Макиавелли
Для государя необходимо, чтобы народ был ему другом, иначе в несчастье он не найдет спасенья.
…добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.
Долг хорошего полководца – первым сесть на своего коня и сойти с него последним.
Достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям любой ценой. Никколо Макиавелли
Древняя религия боготворила только людей, покрытых мирской славой, как например, полководцев и правителей государств. Наша религия признает святыми большею частью людей смиренных, более созерцательных, чем деятельных. Наша религия полагает высшее благо в смирении, в презрении к мирскому, в отречении от жизни, тогда как языческая религия полагала его в величии души, в силе тела и во всем, что делает человека могущественным.
Дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время.
— Е —
Если бы князья христианской республики сохраняли религию в соответствии с предписаниями, установленными ее основателем, то христианские государства и республики были бы гораздо целостнее и намного счастливее, чем они оказались в наше время.
Если вы поразмыслите над поведением людей, то убедитесь, что все, кто обладает большими богатствами или большой властью, достигают этого лишь хитростью или силой, но все захваченное обманом или насилием затем начинают благородно называть даром судьбы, чтобы скрыть его подлое происхождение.
Если государь желает удержать в повиновении подданных, он не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто из избытка своего милосердия потворствует беспорядку. От беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от наказаний, налагаемых государем, страдают только отдельные лица.
Если государь не может без ущерба для себя проявлять щедрость так, чтобы ее признали, не будет ли для него благоразумнее примириться со славой правителя скупого? Ибо со временем люди увидят, что благодаря бережливости государь довольствуется своими доходами и ведет военные кампании, не обременяя народ дополнительными налогами, и тогда за ним утвердится слава щедрого государя.
Если государь рожден человеком, он с ужасом отвратится от подражания дурным временам и загорится сильным желанием последовать примеру добрых времен. Поистине государь, ищущий мирской славы, должен желать завладеть городом развращенным – не для того, чтобы окончательно его испортить, как это сделал Цезарь, но чтобы подобно Ромулу, полностью преобразовать его.
Если какой-либо урок и полезен гражданам, управляющим республикой, так это познание обстоятельств, порождающих внутренние раздоры и вражду, ибо граждане эти научились сохранять единство, будучи наученные пагубным опытом других.
Если мне скажут, что Цезарь проложил себе путь щедростью и что многие другие, слывя щедрыми, достигали самых высот, то я отвечу: либо ты достиг власти, либо ты еще на пути к ней. В первом случае щедрость вредна, во втором – необходима.
Если мы сопоставим все беспорядки, произведенные народом, со всеми беспорядками, учиненными государями, и все славные деяния народа со всеми славными деяниями государей, то мы увидим, что народ много превосходит государей и в добродетели, и в славе. А если государи превосходят народ в умении давать законы, образовывать гражданскую жизнь, устанавливать новый строй и новые учреждения, то народ столь же превосходит их в умении сохранять учрежденный строй. Тем самым он приобщается к славе его учредителей.
Если мы умножим причиненное нами зло, мы легче добьемся прощения и найдем средства получить то, что мы хотим иметь для обеспечения нашей свободы. И мне кажется, что мы на пути к верному успеху, ибо те, которые могли бы нам помешать, разъединены и богаты. Их разъединенность даст нам победу, их богатства, когда станут нашими, помогут ее удержать.
Если новый правитель это человек, не обладающий особенно крупным умом и доблестью, он не умеет управлять, потому что всегда жил частной жизнью.
Если общее мнение неблагоприятно народу, то это происходит потому, что о нем каждый может злословить беспрепятственно и без страха, даже когда он владычествует, о единоличных же правителях приходится говорить с тысячами опасений и тысячами оглядок.
Если что-то внушило ужас народу, то мнение это будет жить во веки веков. Совсем не то мы наблюдаем у государей.
Еще одно полезное правило, а именно: дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами. В заключение же повторю, что государю надлежит выказывать к знати почтение, но не вызывать ненависти в народе.
— З —
Завоеванные и унаследованные владения могут принадлежать или к одной стране и иметь один язык, или к разным странам и иметь разные языки. В первом случае удержать власть нетрудно, особенно, если новые подданные и раньше не знали свободы. Дабы упрочить над ними власть нового государя достаточно искоренить род прежнего правителя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства.
Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.
— И —
Ибо умы бывают трёх родов: один всё постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий — сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум — выдающийся, второй — значительный, третий — негодный.
И всё же, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед её напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, — разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?
И всё-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью её укрощают.
Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков.
Италия воскрешает мертвые вещи: поэзию, живопись, скульптуру.
— К —
Каждый советник думает лишь о собственном благе, а государь может этого не разглядеть и не принять мер. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит к добру какая-либо необходимость. Отсюда следует, что добрые советы, кто бы их ни давал, рождаются из мудрости государей, а не мудрость государей рождается из добрых советов.
Кажется, что если частного человека приводит к власти или доблесть, или милость судьбы, то они же в впоследствии помогут ему преодолеть многие трудности. Однако в действительности кто меньше всего полагался на милость судьбы, тот удерживался у власти гораздо дольше.
Каждый видит, каким ты кажешься, но мало кто чувствует, каков ты есть.
Каждый человек ценит свою душу, как она того стоит.
Как только люди перестают бороться из необходимости, как они начинают бороться из честолюбия.
Какими средствами могу я пристыдить людей, родившихся и выросших без понятия о чести? Почему они должны меня уважать, когда они меня не знают? Какими богами и святыми заставлю я их клясться — теми, которых они чтут, или теми, над которыми кощунствуют? Не знаю, кого они чтут, но кощунствуют они над всеми. Можно ли вообще верить клятвам, данным перед существом, над которым они издеваются? Как могут они, глумясь над Богом, уважать людей? Никколо Макиавелли «О военном искусстве»
Когда государи во время правления больше помышляли об удовольствиях, чем о военных упражнениях, они теряли ту власть, что имели. Небрежение военным искусством является главной причиной утраты власти, как владение этим искусством является главной причиной обретения власти.
Когда государь пытается искоренить лесть, он рискует навлечь на себя презрение. Нет другого способа оградить себя от лести, кроме как внушить людям, что если они будут правдивы к тебе, ты не будешь на них в обиде, но когда каждый сможет говорить тебе правду, тебе перестанут оказывать должное почтение.
Когда к действию вынуждает необходимость, дерзость оборачивается благоразумием.
Когда народ предается своеволию, то боятся не тех безумств, которые он творит, и страшатся не того зла, которое он может наделать в настоящую минуту, а того зла, которое может возникнуть впоследствии оттого, что во время таких смут может появиться тиран. Иное дело с дурным правителем; тут все боятся зла в настоящем, а на будущее время надеются, что его дурная жизнь приведет к восстановлению свободы.
Когда наступает вечер, я возвращаюсь домой и вхожу в свою рабочую комнату. На пороге я сбрасываю свои повседневные лохмотья, покрытые пылью и грязью, облекаюсь в одежды царственные и придворные. Одетый достойным образом, вступаю я в собрание античных мужей. Там, встреченный ими с любовью, я вкушаю ту пищу, которая уготована единственно мне, для которой я рожден. Там я не стесняюсь беседовать с ними и спрашивать у них объяснения их действий, и они благосклонно мне отвечают. В течение четырех часов я не испытываю никакой скуки. Я забываю все огорчения, я не страшусь бедности, и не пугает меня смерть. Весь целиком я переношусь в них.
Когда род человеческий размножился, люди начали объединяться и, чтобы лучше оберечь себя, стали выбирать из своей среды самых сильных и храбрых, делать их своими вожаками и подчиняться им. Из этого родилось понимание хорошего и доброго в отличие от дурного и злого. Вид человека, вредящего своему благодетелю, вызывал у людей гнев и сострадание. Они ругали неблагодарных и хвалили тех, кто оказывался благодарным. Потом, сообразив, что сами могут подвергнуться таким же обидам, и дабы избегнуть подобного зла, они пришли к созданию законов и установлению наказаний для их нарушителей. Так возникло понимание справедливости. Вследствие этого, выбирая теперь государя, люди отдавали предпочтение уже не самому отважному, а наиболее рассудительному и справедливому.
Кто живет войною, будет дураком, если станет хвалить мир…
Кто меньше полагался на милость судьбы, тот дольше удерживался у власти.
Кто сам хороший друг, тот имеет и хороших друзей.
— Л —
Лучше проиграть со своими, чем выиграть с чужими, ибо не истинна та победа, которая добыта чужим оружием.(о союзниках в войне)
Любой государственный строй на первых порах внушает к себе некоторое почтение, то народное правление какое-то время сохранялось, правда, недолго – пока не умирало создавшее его поколение, ибо сразу же вслед за этим в городе воцарялась разнузданность, при которой никто уже не боялся ни частных лиц, ни общественных; всякий жил как хотел, и каждодневно учинялось множество всяких несправедливостей. Тогда, вынуждаемые к тому необходимостью, или по наущению какого-нибудь доброго человека, или же из желания покончить с разнузданностью, люди опять возвращались к самодержавию, а затем мало-помалу снова доходили до разнузданности – тем же путем и по тем же причинам.
Людей обвиняют в судах, перед народом, перед советом; клевещут же на них на улицах и площадях.
Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести. Никколо Макиавелли. Государь.
Люди, веря, что новый государь окажется лучше прежнего, охотно восстают против старого, но вскоре они убеждаются на опыте, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.
…люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость.
Люди, говорил король Фердинанд, похожи на мелких хищных птиц, которые так увлекаются преследованием добычи, что не замечают, как на них готовится кинуться и убить их другая, более сильная, птица.
Люди злы и дают простор дурным качествам своей души всякий раз, когда для этого имеется у них легкая возможность.
Люди, как правило, идут путями, проложенными другими, и поступают, подражая какому-либо образцу, но так как невозможно неуклонно следовать этим путям, и нельзя сравняться в доблести с теми, кого мы избираем за образец, то разумному человеку надлежит выбирать те пути, которые проложили величайшие люди, и подражать самым достойнейшим, чтобы если и не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа.
Люди меньше всего остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх.
…люди не меньше привязываются к тем, кому сделали добро сами, чем к тем, кто сделал добро им.
Люди не умеют быть ни достойно преступными, ни совершенно хорошими: злодейство обладает известным величием или является в какой-то мере проявлением широты души, до которой они не в состоянии подняться. Никколо Макиавелли «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»
Люди обыкновенно скорее забывают смерть отца, чем потерю наследства. / Gli uomini dimenticano piuttosto la morte del padre, che la perdita del patrimonio.
Люди поступают хорошо лишь по необходимости. Когда у людей есть большая свобода выбора и появляется возможность вести себя так, как вздумается, то сразу же возникают величайшие смуты и беспорядки.
Люди содействуют судьбе, но не могут противостоять ей, прядут ее нити, но не в силах разорвать их. Они не должны рассчитывать на судьбу; и так как они не знают ее намерений и пути, которые она преследует, пути кривые и неисповедимые, то они и должны всегда надеяться и, надеясь, никогда не полагаться на судьбу, каково бы ни было их положение и в какой бы нужде они ни находились бы.
Люблю свою родину больше, чем душу.
…люди таковы, что, видя добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благодетелям.
— М —
Малочисленное правление всегда бывает орудием влиятельного меньшинства.
Малые проступки влекут за собой наказание, большие – награду. Когда страдают многие, о мести думают единицы, ибо общие невзгоды переносятся с большим терпением, чем отдельные.
Масса неспособна учредить государственного порядка потому, что по различию мнений, никак не может понять его хорошие стороны, но, раз испытав хороший порядок на опыте, она не согласится с ним расстаться.
Масса разумнее и постояннее, чем государь.
Масса скорее готова захватить чужое, чем беречь свое, и людьми больше двигает надежда на приобретение, чем страх потери, ибо потере, если только она не близка, не верят, а на приобретение, хотя бы оно было далеко, надеются.
Мир всегда остается прежним, в мире этом столько же дурного, сколько и хорошего, но добро и зло кочуют из страны в страну.
Может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх.
— Н —
Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму.
Надо принять за общее правило, что никогда или почти никогда ни одна республика, или королевство, не была хорошо устроена с самого начала или, уклонившись от древних порядков, не была заново целиком преобразована, если она не была устроена одним лицом; необходимо, чтобы один человек устанавливал порядок управления, и чтобы все государственное устройство зависело от разума этого человека.
Надо притвориться дураком, как Брут. Притворство это именно в том и состоит, чтобы хвалить, утверждать, рассуждать, поступать против того, что думаешь, с целью подольститься к государю.
Надо стать подобным опытному стрелку: если он видит, что мишень слишком далеко, то берет гораздо выше, но не для того, чтобы стрела выстрелила вверх, а для того, чтобы, зная силу своего лука, с помощью высокого прицела, попасть в отдаленную цель.
Народ в совокупности силен, а в отдельности – слаб.
Народ мудрее и постояннее государя.
Народ, привыкший жить под властью государя и благодаря случаю ставший свободным, с трудом сохраняет свободу.(Рассуждения о первой декаде Тита Ливия)
Наша религия больше показывает нам истину и правильный путь жизни, чем заставляет меньше ценить мирские выгоды, а так как язычники их очень ценили и видели в них свое высшее благо, они в своих поступках были более жестоки, чем мы. Это можно видеть по многим обычаям древних, начиная с великолепия их жертвоприношений и скромности наших, в которых обряды отличаются больше чувством, чем великолепием, и не имеют в себе ничего жестокого и возбуждающего храбрость.
Наша религия, если и желает нам силы, то больше не на подвиги, а на терпение. Этот новый образ жизни, как кажется, обессилил мир и предал его в жертву мерзавцам. Когда люди, чтобы попасть в рай, предпочитают скорее переносить побои, чем мстить, мерзавцам открывается обширное и безопасное поприще.
Не верь, когда какой-то лицедей
кричит, что жизнь ему отрада, дескать.
Отраднее, чем жить среди людей,
со свиньями в хлеву помои трескать.
Не золото, как провозглашает всеобщее мнение, а хорошие солдаты суть пружина войны, ибо за золото не всегда найдёшь добрых солдат, а хорошие солдаты всегда достанут золото.
Не легко будет решить, кому необходимо поручить охрану свободы, не разобравшись сначала, какая из человеческих склонностей пагубнее для республики – та, что побуждает сохранять приобретенные почести, или же та, что толкает на их приобретение.
Нельзя верить тому, что видишь в спокойное время.
Нельзя приписывать милости судьбы или доблести то, что было достигнуто без того или другого.
Необходимо, если хочешь сохранить восстановленную свободу, истребить сыновей Брута. Кто создает республику и не убивает сыновей Брута, продержится недолго.
Неразумие людей таково, что они часто не замечают яда внутри того, что хорошо с виду.
Не следует бояться раскаяния или стыда, ибо победителей, какими бы способами они не побеждали, никогда не судят.
Никогда не бывало, чтобы новый правитель разоружил своих подданных; наоборот, когда он находил их невооруженными, он всегда их вооружал.
Ничто не истощает себя так, как щедрость: выказывая ее, одновременно и теряешь возможность ее выказывать, и либо впадаешь в бедность, вызывающую презрение, либо, желая бедности избежать, разоряешь других, и этим навлекаешь на себя ненависть. Между тем презрение и ненависть подданных – это то, чего государь должен опасаться больше всего, щедрость же ведет к тому и другому. Поэтому больше мудрости в том, чтобы, слывя скупым, стяжать худую славу без ненависти, чем в том, чтобы, желая прослыть щедрым и оттого невольно разоряя других, стяжать худую славу и ненависть разом.
Ничто так не мешало римлянам покорению народов соседних стран, как любовь к своей свободе этих народов.
Нововводитель встречает врагов во всех тех, кому жилось хорошо при прежних порядках, и приобретает только очень робких сторонников в тех, чье положение должно при этих нововведениях улучшиться.
Новому правителю невозможно избегнуть имени жестокого, потому что новые государства полны опасностей.
— О —
Об уме государя первым делом судят по тому, каких людей он приближает к себе; если это люди преданные и способные, то люди уверены в его мудрости, ибо он сумел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не такие, то о государе заключают, что первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников.
Обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше. Никколо Макиавелли
Обыкновенные люди не выносят свободы, боятся её больше, чем смерти, и, совершив преступление, падают под бременем раскаяния. Только герой, избранник судьбы, имеет силу вынести свободу – переступает закон без страха, без угрызения, оставаясь невинным во зле, как звери и боги.
Обязанность порядочного человека в том, чтобы научить других людей, как сделать все то хорошее, что он сам не успел совершить из-за зловредности времени и фортуны.
О людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их влечет нажива и пугает опасность; пока ты делаешь для них добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда ты будешь в них нуждаться, они сейчас же от тебя отвернутся. Государю, который, полагаясь на их обещания, не примет никаких мер на случай опасности, придется худо. Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать для того, чтобы воспользоваться в трудное время.
Опыт показывает, что государства приобретают могущество и богатство только в свободном состоянии.
Освободите от вечной тревоги Италию, истребите этих свирепых зверей, в которых нет ничего человеческого, кроме лица и голоса.
О совести нам нечего беспокоиться: там, где существует страх голода и тюрьмы, нет и не должно быть места страху перед муками ада.
От голода и нужды люди становятся изобретательными, а законы делают их добрыми.
— П —
Перевороты чаще вызываются людьми состоятельными, потому что страх потери порождает в них те же страсти, которыми одержимы стремящиеся к приобретению.
Познание будущего через прошедшее облегчается ещё и тем, что отдельные народы, как можно убедиться, на протяжении длительного времени сохранят одни и те же нравы. Никколо Макиавелли «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»
Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное.
Пока для того, кто действует с осторожностью и терпением, время и обстоятельства складываются благоприятно, он процветает, но стоит времени и обстоятельствам перемениться, как процветанию его приходит конец, ибо он не переменил своего образа действий… осторожный государь, когда настает время применить натиск, не умеет этого сделать и оттого гибнет, а если бы его характер менялся в лад с временем и обстоятельствами, благополучие его было бы постоянно.
Пока Римом правили цари, ему постоянно грозила опасность упадка при правителе слабом и порочном.
Правило, не знающее исключений: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать полезные, хорошие советы, если только такой государь случайно не доверит мнению мудрого советника, который будет принимать за своего государя все решения. И хотя подобное положение возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем.
Правитель, и больше всего правитель новый, не может соблюдать всего того, за что людей считают хорошими, так как он часто вынужден – для того, чтобы удержать власть, – действовать против своих обещаний, против милосердия, против гуманности, против религии. Для этого нужно, чтобы он имел характер, способный меняться, смотря по тому, как указывают ему ветер и судьба. Он не должен уклоняться от добра, пока может, но уметь делать зло, когда он к этому вынужден.
Правителей государств было довольно много, а добрых и умных было между ними мало.
Правителям, которым необходимо в новом государстве обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам – уважение и послушание, иметь преданное и надежное войско, устранять людей, которые могут или должны навредить; обновлять старые порядки, избавляться от ненадежного войска и создавать свое, являть суровость и милость, великодушие и щедрость и, наконец, вести дружбу с правителями и королями, так чтобы они либо с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений.
Предприятия, которые начинаются с опасностей, кончаются торжеством, ибо никогда без опасности нельзя покончить с опасностью.
При выборе чиновников народ действует гораздо удачнее государя.
При несогласии, возникающих в гражданской жизни, или при постигающих болезнях люди всегда обращаются к тем решениям и средствам, что выносились и предписывались древними.
Пусть несчастье постигнет других, только бы мне спасти свою шкуру. Пусть бросят врагам моим кого-нибудь на растерзание, только бы они перестали грызть меня.
— Р —
Ради того, чтобы не обирать своих подданных, всегда иметь средства для обороны, не обеднеть и не вызвать презрения, не стать по неволе алчным, государь должен пренебречь славой скупого правителя, потому что скупость – порок, позволяющий ему править.
Раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же — воздерживаться по мере сил, но не более.
Развращение и малая способность к свободной жизни происходят от гражданского неравенства, а для восстановления равенства необходимы самые крайние меры.
Развращенный народ, обретший свободу, недолго останется свободным.
Разумный устроитель новой республики хочет служить не себе, а общему благу, не своим наследникам, а общему отечеству.
Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, настолько велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро при любых обстоятельствах, он неминуемо погибнет, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру. Из этого следует, что государь, чтобы сохранить власть, должен приобрести умение от добра отступать и пользоваться им смотря по мере надобности.
Расточая чужое, ты прибавляешь себе славы, тогда как расточая своё — ты только себе вредишь.
Республика должна избегать таких обстоятельств, против которых нужно пускать в ход чрезвычайные меры… пример их всегда действует вредно; когда позволяют себе нарушать законы в видах пользы, потом не мудрено уже, что найдутся такие, которые нарушат их со злым умыслом.
Республика имеет больше жизненных элементов и пользуется дольше счастьем, чем монархия, так как она, имея граждан различного характера, может лучше приспособляться к различным обстоятельствам времени, чем государь.
Римляне, предвидя заранее беду, тотчас же принимали меры, они не бездействовали из опасения вызвать войну, ибо римляне знали, что нельзя избежать войны, можно лишь оттянуть ее – к выгоде противника.
Римляне, предвидя обыкновенно зло заранее, всегда удачно ему противодействовали, они не дозволяли ему развиваться даже в тех случаях, когда это угрожало им войною; они знали, что всякое промедление при этом могло служить только в пользу их врагам (Государь. в переводе С. Курочкина)
Римская аристократия всегда без особенного сопротивления уступала народу почести; но когда дело коснулось имуществ, она стала защищать их так упорно что народу для удовлетворения своего желания пришлось прибегать к чрезвычайным мерам.
— С —
Самое важное в этом мире – познать самого себя и научиться взвешивать силы своего духа и своего государства.
Самое же главное для государя – вести себя со своими подданными так, чтобы никакое событие – ни дурное, ни хорошее – не заставляло государя изменить своего обращения с ними, ибо наступит тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, так как его сочтут вынужденным и не ответят за него благодарностью.
Скрой то, что говоришь сам, узнай то, что говорят другие и станешь подлинным князем.
Слабые государства всегда действуют нерешительно, а нерешительность всегда вредна.
Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадешь в другую.
Следует заметить, что людей следует либо ласкать, либо уничтожать, ибо человек может отомстить за малое зло, а за большое не может; следовательно, наносимую человеку обиду нужно рассчитать так, чтобы не было страха мести.
Следует знать, что с врагом можно бороться двумя методами: во-первых – законами, во-вторых – силой. Первый метод свойственен человеку, второй – зверю; но первого метода зачастую недостаточно, поэтому приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен познать природу и человека, и зверя.
Смотри своей судьбе в лицо, сторонись зла, но коли не можешь его избежать, сноси ожидающую тебя расплату как мужчина, не падай духом, не расслабляйся, как женщина.
— Т —
Та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое единственная надежда.
Так, спутавшись с этими гнидами, я спасаю свой мозг от плесени и даю волю злой моей судьбине: пусть она истопчет меня как следует, и я погляжу, не сделается ли ей стыдно.
Такого страху насмотрелся я в гражданах и так мало в них желания сопротивляться тому, кто готовится проглотить их живьем…
Там, где общество настолько развращено, что его нельзя обуздать законами, нужна более действительная сила, т. е. рука короля.
Тот, кто хочет основать республику в стране, где много дворян, не сможет этого сделать, если сначала не истребит их всех; с другой стороны, тот, кто хочет основать королевство или княжество там, где господствует равенство, не сможет этого сделать, если не нарушит равенства, возвысив значительное число людей честолюбивых и беспокойных, сделав их дворянами, и притом не номинально, а действительно, дав им замки и владения, привилегии, богатство и подданных, так, чтобы, стоя посреди них, он при их помощи сохранял свою власть, а они при его помощи удовлетворяли бы свое честолюбие.
Тот народ, что привык жить под властью государя и лишь по воле случая обретший свободу, с трудом сохраняет эту свободу.
Трудность состоит, прежде всего, в том, что новому государю приходится вводить новые установления и порядки, без чего нельзя основать государство и обеспечить себе безопасность. Но следует учесть, что нет дела, чье устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, чем замена старых порядков на новые.
— У —
Умы бывают трех видов: первый постигает все сам; второй может понять то, что постиг другой ум; третий – сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум – выдающийся, второй значительный, третий – негодный.
У победителя много друзей, и лишь у побежденного они настоящие.
Упорство солдат возрастает вследствие веры в полководца и любви к нему и любви к родине… Любовь к родине – чувство прирожденное.
Учредителю республики и создателю ее законов необходимо считать всех людей изначально злыми и предполагать, что они не упустят возможности проявить злобу своей души, едва лишь им представится удобный случай.
— Х —
Хорошо направленными жестокостями (если, говоря про дурное, можно употребить слово «хорошо») я назову такие, к каким прибегают в случае необходимости для укрепления своей власти; однажды укрепив последнюю, правители на них не настаивают, но заменяют их мерами возможно более полезными для подданных.
Хотя знатные любят властвовать, но та часть знати, которая не участвует в тирании, всегда враждебна тирану, и он никогда не может вполне расположить ее к себе.
Хотя и надвигается буря, но кораблю нужно плыть, и, решившись на войну, нужно отрезать все разговоры о мире. Необходимо, чтобы союзники шли вперед, не думая ни о чем. Потому что теперь уже нельзя ковылять, а нужно действовать по-сумасшедшему. Ибо отчаяние часто находит лекарство, которого не умеет отыскать свободный выбор.
— Ч —
Человеческие желания ненасытны и так как природа наделила человека способностью все осуществлять и ко всему стремиться, а фортуна позволяет ему достигать лишь небольшую часть, то следствием сего оказывается постоянная неудовлетворенность духа и пресыщенность людей тем, чем они владеют.
Человеческая натура такова, что люди привязываются не только к тем, кто сделал им добро, но и к тем, кому они сделали добро сами.
Чтобы объяснить, кого я разумею под именем дворян, замечу, что дворянами называются люди, праздно живущие обильными доходами со своих владений, не имея нужды заниматься земледелием или вообще трудиться, чтобы жить. Люди эти вредны во всякой республике и во всякой стране; из них особенно вредны те, которые имеют сверх того замки и покорных подданных. Королевство неаполитанское, Римская область, Романья и Ломбардия полны подобными людьми. В таких странах не может быть ни республики, ни вообще какой бы то ни было политической жизни, потому что эта порода людей – заклятый враг всякой гражданственности.
Чтобы постигнуть сущность народа, нужно быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, нужно принадлежать к народу.
Чтобы преобразовать старый строй в свободное государство, нужно сохранить в нем хотя бы тень давних обычаев.
Чтобы узнать, что должно случиться, достаточно проследить, что было… Это происходит от того, что все человеческие дела делаются людьми, которые имели и всегда будут иметь одни и те же страсти и поэтому неизбежно будут должны давать одни и те же результаты.
— Ц —
Церковные государства опираются на освященные религией устои, столь мощные, что они поддерживают государей у власти независимо от того, как те живут и поступают. Только там государи имеют власть, но ее не отстаивают, имеют подданных, но ими не управляют; и однако же на власть их никто не покушается, а подданные их не тяготятся своим положением и не хотят, да и не могут от них отпасть. Так что лишь эти государи неизменно пребывают в благополучии и счастье.
— Я —
Встаю я утром вместе с солнцем и иду в свой лесок, где мне рубят дрова. Там, проверяя работу предыдущего дня, я провожу час-другой с дровосеками, у которых всегда имеются какие-нибудь нелады с соседями или между собой… Из лесу я иду к фонтану, а оттуда – на птичью ловлю. Под мышкою у меня всегда книга: или Данте, или Петрарка, или кто-нибудь из менее крупных поэтов – Тибулл, Овидий, другие. Читаю про их любовные страсти, про их любовные переживания, вспоминаю о своих. Эти думы развлекают меня на некоторое время. Потом прохожу на дорогу, в остерию, разговариваю с прохожими, расспрашиваю, что нового у них на родине, узнаю разные вещи, отмечаю себе разные вкусы и разные мнения у людей.
Я думаю, что сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени.
Я нахожу, что осуждать столкновения между аристократией и народом значит порицать первые причины свободы Рима; это значит обращать больше внимания на ропот и крики, возбуждаемые этими столкновениями, чем на полезные их последствия. Рассуждающие таким образом не видят, что в каждой республике всегда бывают два противоположных направления: одно – народное, другое – высших классов; из этого разделения вытекают все законы, издаваемые в интересах свободы.
Я скажу вам вещь, которая покажется вам безумной, предложу план, который вы найдете либо рискованным, либо смешным. Но времена таковы, что требуют решений смелых, необычайных, странных. Никколо Макиавелли
Я твердо уверен, что лучше быть отважным, чем осмотрительным, потому что судьба – женщина, и необходимо, если хочешь держать ее в подчинении, бить ее и толкать вперед; она скорее даст себя победить людям, которые именно так с ней обращаются, чем таким, которые подходят к ней холодно. И потому она всегда, как женщина, – друг юношей, которые осмотрительны, более горячи и повелевают ею с большей отвагой.
Я убежден, что полное равновесие невозможно, что нельзя сохранить настоящего среднего пути; вследствие этого при учреждении республики надо выбирать то, что более достойно славы, и устроить так, чтобы в случае, если необходимость вынудит ее к расширению, она могла бы удержать за собою занятые территории. Я убежден, что необходимо подражать римскому строю, а не строю других республик, так как я не считаю возможным найти какой-нибудь средний порядок между тем и другим. Должно, следовательно, терпеть столкновения, возникающие между народом и сенатом, предпочитая ценой неизбежного неудобства достичь римского величия.
Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, – разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?
То же и судьба: она являет свое всесилие там, где препятствием ей не служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных против нее заграждений.
Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов, тогда как рай населён одними нищими, монахами и апостолами.
Цитаты которые часто приписывают Никколо Макиавелли:
Власть — возможность себе ни в чем не отказывать.
К оружию следует прибегать в последнюю очередь — когда другие средства окажутся недостаточны (Тит Ливий (Titus Livius (59 до н. э. — 17 н. э.) римский историк)
Цель оправдывает средства. (принадлежит иезуиту Эскобару (Эскобар-и-Мендоза Антонио)
Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли. (Шарль Морис де Талейран-Перигор (фр. Charles Maurice de Talleyrand-Périgord, 1754—1838) — французский политик и дипломат, занимавший пост министра иностранных дел при трёх режимах)